Он ничем не выделяется, его окрас редко представляет собой сочетание нескольких красок. Он комфортнее себя чувствует в традиционном обличье, в качестве небольшой, но важной, единицы среди множества листьев, покрывающих ветви дерева. Ещё древние скандинавы почитали это дерево священным, ему приписывались благоразумие и приспособляемость. Он кажется нам привычным и обыденным, но если его убрать с улиц, то сразу станет грустно и пустынно. Да и шуршащий ковёр уже не будет таким пышным.

Хрупкие листочки этого дерева и опадают не по одиночке, а целой веточкой. В дружеской компании им комфортнее и легче проявить себя, и уже в гуще основной листвы – среди незнакомцев – они замыкаются в себе, отрываясь от родительской ветки. Насыщенный цвет багровых листьев рябины сродни ярким гроздьям ягод, висящих на тех же ветках. Они, словно умело расставленные декорации, подчёркивают происходящее на сцене, но при этом предпочитают оставаться в тени звёзд.

Хрупкие листочки этого дерева и опадают не по одиночке, а целой веточкой. В дружеской компании им комфортнее и легче проявить себя, и уже в гуще основной листвы – среди незнакомцев – они замыкаются в себе, отрываясь от родительской ветки. Насыщенный цвет багровых листьев рябины сродни ярким гроздьям ягод, висящих на тех же ветках. Они, словно умело расставленные декорации, подчёркивают происходящее на сцене, но при этом предпочитают оставаться в тени звёзд.

Он ничем не выделяется, его окрас редко представляет собой сочетание нескольких красок. Он комфортнее себя чувствует в традиционном обличье, в качестве небольшой, но важной, единицы среди множества листьев, покрывающих ветви дерева. Ещё древние скандинавы почитали это дерево священным, ему приписывались благоразумие и приспособляемость. Он кажется нам привычным и обыденным, но если его убрать с улиц, то сразу станет грустно и пустынно. Да и шуршащий ковёр уже не будет таким пышным.